…Сегодня Евгений проснулся раньше неё, и теперь лежал навзничь, глядя в потолок, слушая вечный шум улицы большого города, и думал. О том, что вот уже почти десять лет он, как мальчишка, влюблён в собственную жену. О том, сколько счастья они подарили друг другу, и сколь чёрную, ядовитую зависть вызывает у людей такое простое человеческое счастье.
«Вчера мы вновь столкнулись с этим, думал он. — Таня пришла с работы заплаканная, я долго её успокаивал и уговаривал рассказать, что случилось — она не хотела вспоминать эту грязь».
Женская зависть — страшная штука. Вернувшись после обеда на работу, Таня обнаружила, что коллеги неприкрыто обсуждают её личную жизнь, нисколько не стесняясь даже возвращения обсуждаемой. Так она узнала, что является «лохудрой», и замужем за безнадёжным неудачником. А когда возмущённая Таня попыталась их усовестить и объяснится — натолкнулась на откровенную травлю в ответ. За остаток рабочего дня её издёвками и смешками довели до натурального нервного срыва; её трясло весь вечер, и заснуть она смогла лишь на руках у своего любимого мужа, убаюкавшего её, точно дитя.
Сумев успокоить свою жену, сам Евгений, тем не менее, успокоится не мог. Поэтому и проснулся сегодня «раньше петухов», и лежал вот уже час без сна, хотя поспать с утра очень любил.
«У нас с Таней обычная, казалось бы, совершенно нормальная семья, — думал он. — Во всяком случае, наверное, такая, какой она должна быть. Но мало кто из наших знакомых смог понять и принять всё это как должное. Вчерашнее происшествие, к сожалению не было первым… Постоянно находятся люди, которые реагируют на нас, будто на изгоев каких-нибудь. В чём же причина? Неужели, лишь в том, что мы любим друг друга и не скрываем этого?»
Казалось бы, что может быть проще. Все люди рано или поздно заводят семью. Все способны любить друг друга, пусть даже и не с такой неистовой, испепеляющей страстью, как любили Ромео и Джульетта. Каждый человек может подарить себе и своему любимому годы спокойного счастья. Но нет! Миллиарды людей живут и не догадываются, что жизнь их может быть совершенно другой — яркой, многогранной, разнообразной. Вместо этого, они, по меньшей мере, с непониманием смотрят на тех, кого не интересует карьера ради права годами работать по двадцать четыре часа в сутки и призрачного, обманного «успеха в жизни». О, в таких случаях они не жалеют самого чёрного яда, чтобы хоть как-то заглушить неизбежно возникающее чувство зависти и страшную пустоту у себя внутри. И они доказывают всем вокруг, но в первую очередь, конечно, себе, что такие, как мы с Таней — неудачники, изгои этого общества…
Тихо, чтобы не потревожить спящую жену, Евгений встал с кровати и подошёл к окну. Город постепенно пробуждался, оживал, чтобы в суете и спешке прожить ещё один суматошный и рутинный день, такой же, как многие другие уже прошедшие или грядущие дни. Каждую секунду в этом городе что-то происходит, изменяется… Чтобы, в конечном счёте, не поменялось ничего. Говорят, для китайцев пожелание жить в эпоху перемен — страшное проклятие… Но Евгению всегда казалось, что жить в эпоху, в которую ничего не меняется куда страшнее — ибо тогда во стократ труднее найти ответ на вопрос «Зачем я живу?».
«К счастью, я нашёл ответ на этот вопрос», — подумал он.
Евгений отвернулся от окна и с нежностью посмотрел на сладко спящую жену. Танечка любила спать обнажённой, и только зимой, когда в их маленькой квартире становилось прохладно из-за скверного отопления, надевала ночную рубашку или пижаму. Но на дворе — начало июля, и сбитое вбок покрывало почти не скрывает её прекрасное тело, удивительно гармоничное, как и душа её.
Итак, она звалась Татьяной… Милая, самая любимая женщина на всём белом свете. Любая другая рядом с ней терялась для взгляда, будто бы становясь невидимой. И если мир с утра сер, то её появление или звонок мгновенно преображают его, заставляя заиграть яркими чистыми красками. До их встречи он жил и не знал, что значит любить и быть любимым, а после — жизнь круто изменилась.
«И вот уже почти десять лет мы не устаём делиться друг с другом светом и теплом наших душ. И ни на миг за эти годы мы не подвергали сомнению наш ответ на вопрос, зачем мы живём!», — вздохнул Евгений. С того самого чудного мгновения, когда он впервые понял, что любит Таню, а она любит его, не раз пришлось ему убедиться, что люди стали какими-то непонятными. Их желания, стремления — сколь многое оказалось пылью! И вот тут он и понял простую истину, почему-то постоянно ускользавшую от него. Нет, они с Таней ни в коем случае не изгои, и никогда ими не были! Они — нечто большее, нежели просто два отдельных человека. От этого внезапного озарения, его настроение резко улучшилось, а на душе, впервые за последние сутки, посветлело.
«Быть может в будущем будет так, что Любовь в том дивном новом мире будет самым страшным преступлением… — Евгений внутренне содрогнулся и машинально сжал кулаки. — Но я искренне верю в то, что этого не случится. Гармония и созидание в человеческом обществе всегда побеждали хаос и разрушение. Некоторые говорят, что это — доказательство существования Бога. Не знаю… Но мы, благодаря случайностям наших жизней, оказались чуть восприимчивее к этой гармонии. Всего лишь.
А настоящие изгои — это те, кто идёт на поводу у зверя, что скрывается внутри каждого из нас. Их девиз — я хочу быть свободным… Конечно, ни в их «свободе», ни даже в биологических потребностях Homo Sapiens, самих по себе, ничего плохого нет. Но когда они подчиняют себе разум человека, отвергая так мешающий им великий неписаный свод правил и предписаний, который мы называем культурой или цивилизацией… Тогда добра ждать не приходится, как и в противоположном случае, когда человек отвергает весь свой чувственный мир и превозносит исключительно холодный разум.
Как же всё-таки хорошо, что нам с Таней не нужно идти с ними вместе путями изгоев, ведь однажды мы встретились, и получили возможность познавать окружающий нас мир во всём его многообразии — познавая друг друга! У нас своя дорога — любви и счастья, чудес и открытий… Дорога семьи».
Солнечный лучик проник через окно в комнату и остановился на Танином лице. Её веки затрепетали, она проснулась, зевнула и сладко потянулась. Евгений сел на кровать рядом с ней и прошептал:
— Доброе утро, любимая.