На берегу горели костры. Свежий ветер с океана раздувал пламя так, что казалось оно вот-вот сравнится в яркости с угасающим над морем закатом. Последняя ночь весны вступала в свои права. Славный город Арокс готовился отдать дань празднику — и традиции, существовавшей едва ли не с первых дней существования Ольвии, Затерянной колонии.

Этот день для жителей планеты был таким же любимым праздником, каким в других мирах Федерации является Новый год. Но метрополия далеко, а стандартный календарь на Ольвии с её длинным астрономическим годом и собственным летосчислением выглядел неуместной шуткой. И поэтому по-прежнему весной все подводили итоги ещё одного прожитого года, а в университете Арокса завершались занятия, и начинались каникулы. Сегодня каждый, в семейном кругу или перед лицом своих друзей расскажет чего он добился за последний год, что узнал, к чему стремился. А тот, у кого неспокойно на душе, или кто просто хотел побыть в одиночестве приходил сюда, на широкий каменистый берег и разжигал костёр. Многие верили, что беды сгорят в нём в эту волшебную ночь.

Молодой преподаватель местного университета по имени Джо был невесел. Нет, он пришёл сюда не потому, что ему было не о чем рассказать (как раз наоборот!), просто последние события его жизни весьма располагали к подобному меланхолическому настроению. Кутаясь в свой пёстрый плащ из овечьей шерсти, он смотрел на огонь и строгие, будто высеченные из камня, черты его лица выдавали сильное внутреннее напряжение и совсем не праздничные мысли.

Два года назад, вернувшись с триумфом из невиданной экспедиции и получив бесценные данные он был уверен в собственных великолепных перспективах. И ожидания его не были обмануты: диссертация, степень, официальное признание молодых учёных университета новым Поколением*, конференции, дискуссии… Но как же быстро тишина комфортабельного кабинета способна наскучить тому, кто молод, кто сумел в наше интересное время найти, добиться новых знаний, и не на «кончике пера»! Впрочем, люди куда сложнее для понимания, нежели законы физики. И сейчас, добившись всего, что хотел в ранней юности, он ощущал странную пустоту. Так, как будто он вышел на перекрёсток и не знает, по какой дороге ему идти. Да и надо ли среди них выбирать…

«Вот так: в погоне за мечтой не обращаешь ты внимания, на то, что цели образ твой смешон в картине мироздания… Неужели разочарование в деле всей жизни выглядит именно так?..» — думал он невесело усмехаясь собственным мыслям. Такие разочарования согласно местной философии — неизбежны, более того, без них невозможен путь вперёд. Но как же тяжело не описывать их, как полагалось бы учёному, а переживать самому!

Его неторопливые рассуждения были внезапно прерваны самым банальным образом: охнув, о него споткнулась какая-то девушка, похоже заворожённая видом костров на берегу, или, может, заката в небе. Во всяком случае, приземлившись на землю у самого костра (и чудом избежав падения в него), она выглядела весьма растерянной. Впрочем, кто бы на её месте выглядел иначе?

— Ой, прошу прощения, что помешала, — огорчённо сказала она. Джо сразу заметил, что у неё очень красивый голос: звучный и сильный. Такие на Ольвии очень ценились; девушка могла быть Сказительницей, впервые оказавшейся на празднике в Ароксе.

— Сегодня явно не мой день, — продолжала сокрушаться девушка, — А может, и не только сегодня…
Судя по голосу, она собиралась заплакать.

— Останьтесь, Сказительница, — ответил Джо. — Ваше присутствие мне отнюдь не мешает. Напротив! Оно отвлекло меня от тёмных мыслей, которым, наверное, не место здесь и сейчас.

— Прости… Что? — удивилась девушка. — Ты верно меня с кем-то путаешь… Кетти ведь здесь чужая для всех. И мне точно лучше уйти, пока со мной не случилось ничего похуже — падения в один из этих костров, например.

«Я, видимо, совсем наблюдательность утратил, — огорчился Джо. — Ну конечно, она же из внешнего мира! У нас унилингву не ценят».

— Это я должен просить у тебя* прощения, Кетти, — ответил он, переходя на унилингву, в которой за последние два года изрядно поднаторел. — Меня все зовут Джо. И я, похоже, утратил всю свою наблюдательность, которой недавно так гордился. Ты ведь приезжая? Не уходи. С тем, кто сел сегодня к костру не может произойти ничего плохого. Никогда больше.

Кетти секунду назад явно собиравшаяся подняться и уйти улыбнулась — и осталась на месте.

— Как же хочется в это поверить! Боюсь, тёмная полоса в моей жизни подзатянулась… На Периферию вот попала, например. Летела сюда, думала, тут всё также, как и везде — города до неба, которое для многих стало сказкой, теснота да обиды. Хочешь верь, хочешь нет — вторую неделю здесь, но совершенно ни в чем не ориентируюсь! Даже ходить как следует не могу! Можно ненавидеть эти бесконечные эстакады из металлопласта и бетона, но когда их вдруг не оказывается под ногами… Ну, я вот сбита с толку, например: и город не тот, и дороги — не дороги, а ещё этот закат, эти костры…

«А я всё-таки угадал. Кетти — и правда Сказительница, только сама до сих пор не знает об этом, — порадовался Джо. — И как она мила, когда превозмогает эту свою растерянность и начинает что-то рассказывать!»

В мерцающем свете костра лицо Кетти удивительным образом преображалось раз за разом. Миг — и углубившиеся тени заостряли правильные, почти симметричные черты её лица, делали его старше и серьёзнее. Миг — и, точно страшась очередной вспышки пламени, тени исчезают, делая её совсем юной, наивной, всей душой открытой миру. Лёгкий ветер с моря треплет непослушный локон её длинных волос. Сестра Джо в таких случаях всегда старается рукой убрать его за ухо, но Кетти — нет. Она стряхивает прядку лёгким поворотом головы, кажется, даже не осознанным в полной мере. Миг — и лёгкое движение Кетти, кутающейся в раздобытый где-то плащ, явно местного происхождения, подчёркивает всю её беззащитность. И в её присутствии здесь, у океана, видится нечто символичное. Могучая, свободная стихия — и крошечный человек перед ней. О, он может её познать, но как стать для неё своим?..

Наблюдая за этим калейдоскопом Джо не мог отделаться от ощущения, что так за минуту можно узнать сидящего напротив человека, будто знаешь его всю жизнь. Наваждение? Но как хотелось поверить в то, что это возможно!

— Когда я в первый раз вышла из вашего космопорта, у меня закружилась голова,  — продолжала тем временем девушка. — Свежий ветер, тогда я даже не знала, что он — с моря, странные запахи и — небо! Бескрайнее, высокое, голубое… Мне показалось, что я сейчас оторвусь от земли и упаду туда!.. Я слишком много болтаю, да?

Кетти почувствовала, что краснеет. И, хотя её отец в детстве всегда говорил, что румянец оттеняет её прекрасные русые волосы, она накрепко затвердила правило: не доверяй, и не показывай никому своих чувств! Это неприлично!

— У нас умеют слушать — не в пример иным более «цивилизованным» местам Федерации, — спокойно ответил Джо. — Здесь не станут обрывать человека, решившего поделиться своими эмоциями с другими. Тем более, высмеивать, как принято там.

Джо со значением ткнул пальцем в небо, иллюстрируя это самое «там».

— Я — учёный, но мы здесь говорим, что у познания есть две грани — рациональная и чувственная. И мы должны учитывать их обе, иначе наш взгляд на мир выйдет однобоким. Коллеги из внешнего космоса с нами, мягко говоря, не согласны. И тем самым подтверждают нашу правоту. Парадокс, правда?

Кетти засмеялась.

— Что ж, я в какой-то мере тоже принадлежу к этим самым «коллегам из внешнего космоса». Но, похоже, их точку зрения не разделяю!

— Тогда добро пожаловать на Ольвию! — раскланялся с собеседницей Джо.

Мгновение они сидели молча, вслушиваясь в шум прибоя и негромкое потрескивание костра. Потом Кетти задумчиво спросила:

— А что ты сказал, когда я столь беспардонно рухнула к твоему костру? Это прозвучало так странно…

Джо усмехнулся и развёл руками:

— Видимо, задумавшись, я заговорил с тобой на нашем местном языке. Мне показалось, что ты — Сказительница впервые приехавшая в Арокс на праздник Сияния Огней.

— О! Звучит внушительно! — Кетти поёжилась, беспомощно улыбнувшись. — Так, сейчас догадаюсь… Праздник Сияния Огней вы сегодня отмечаете, правильно? Но кто же такая Сказительница?

Джо хмыкнул и задумался. Нелегко объяснять вещи настолько привычные, что и сам не задумываешься об их сущности. Впрочем, тренированный ум учёного быстро решил эту задачу:

— Это одна из наших традиций. История служит источником примеров и предостережений для ныне живущих, объясняет кто мы такие и как ими стали. А для этого она должна быть живой наукой, звучать из уст человека — сына своей эпохи, быть интересной, вызывать эмоциональный отклик. Сказителями мы называем людей, которые объединяют обе грани познания для слушателей. Они умеют изложить научно обоснованную реконструкцию событий прошлого, но сделать это так, что слушатели сполна прочувствуют, будто проживут с ними их историю. Это сложное искусство, но очень нужное, даже сейчас…

Джо замолчал, снова вслушиваясь в отдалённый шум прибоя. Кетти тоже молчала, похоже обдумывая услышанное. Необычная культура Ольвии, её собственный язык (к тому же не поддававшийся попыткам наладить автоматический перевод на унилингву) постоянно становились той стеной, которую никак не могли преодолеть приезжие из Метрополии. И если немногочисленных туристов-экстремалов это только забавляло, специалисты, работавшие на планете, волей-неволей общались только друг с другом и сбегали в иные населённые миры галактики при первой же возможности. Кетти была среди них исключением уже хотя бы потому, что выбралась в город, дошла до моря, нашла в себе душевные силы заговорить.

— Да уж, очередная вещь из тех, что напрочь сбивают с толку приезжего! — Кетти вдруг снова улыбнулась, нарушая молчание. — У вас все так, как специально!

— Наша Ольвия неспроста называется Затерянной Колонией, Кетти. Более двух тысяч лет мы жили сами по себе. Недавно сюда вновь пришла метрополия — и оказалось, что наши пути уже далеко разошлись. Мы научились жить без неё, и многое стали делать по-своему. Вот например — как сохранить знания о пройденном нами пути, о наших победах и ошибках, если ты не знаешь, будет следующее поколение уметь читать и писать? Рассказывать! Да так, чтобы тебя хотели слушать снова и снова. А когда стало ясно, что худшие опасения не оправдались, новая традиция уже нашла своё место в новой культуре.

— Вот! — Кетти всплеснула руками. — А откуда я, бедная и несчастная приезжая, могу это узнать! Только из таких вот рассказов аборигенов, потому что про вас почти нет информации, даже в Сети! Нет, это только со мной могло такое приключиться — ехать на скучную Периферию, и аккурат угодить на единственную из ряда вон выходящую планету Федерации!

Джо снова хмыкнул и пожал плечами:

— Мне сложно судить, я здесь родился и живу. Но, в некотором роде, Ольвия и правда — единственная. Как мы теперь знаем, в Тёмные века была потеряна связь с несколькими сотнями колоний, располагавшихся, так же как и наша планета — далеко от центра, в разных медвежьих углах галактики. Люди выжили всего на пятнадцати планетах. А цивилизация и развитая культура сохранилась только на одной. Видела памятник в центре Арокса?

— Это… — Кетти слегка нахмурилась припоминая. — Атлант, который держит планету на своих плечах? Его ещё справа поддерживает женщина, а слева — люди в странных одеждах?

— Именно. Мятежный Кемон ван Рух, его жена Ренни, его сподвижники из Академии. Когда стало ясно, что связь с метрополией прервалась окончательно именно они не позволили планете впасть в дикость и варварство.

Снова забыв, что Кетти его не поймёт, Джо стал декламировать на родном языке «Веру Вана». Сам Мятежный Ван никогда не был поэтом, да и времена его изящным искусствам не способствовали. Но всё-таки его слова пережили полтора тысячелетия лишь благодаря стихотворному переложению кого-то из современников.

«Нам нет дороги в дальний космос.
Не прилетят и к нам. И пусть.
Родное небо надо мною —
Других не надо, перебьюсь.

Из метрополии совета
Не буду ждать. Не там живу.
Все, кто мне дорог — рядом где-то,
И я предать их не могу.

Пора взрослеть! Из колыбели
Мы с вами выросли давно.
И в жизни есть другие цели,
Чем ждать неведомо чего!

Мы будем жить своим умом,
Всё делать так, как нам удобно.
В свой час до неба дорастём,
Познаем всё — что нам угодно.

Наш труд в веках не пропадёт:
Не разрушать, а созидать мы будем.
И кто на смену мне придёт
Пусть в Человека верить будет!»

— Как всё-таки красиво звучит ваш язык! Особенно по сравнению с бедной интонациями унилингвой, — задумчиво проговорила Кетти. — Я не знаю значения этих слов, но уловила и одиночество, и надежду, и прощание с чем-то… Мне показалось, что это было прощание с беззаботным детством.
Джо с возрастающим изумлением смотрел на свою собеседницу — чем дальше тем больше Кетти изумляла его своей чуткостью, которой, по его представлениям, не было места за пределами Ольвии.

— Можно сказать и так, — кивнул он — Ведь мы тогда перестали надеяться на метрополию и стали жить по собственному разумению. Плохому ли, хорошему, но своему! Детство нашей цивилизации закончилось, и именно об этом говорил тогда Мятежный Ван. Прости, переложений на унилингву нашей литературы и сказаний совсем мало, и «Вера Вана» в их число не входит. Там, за небом, их считают слишком наивными, дикарскими…

— Я не знаток поэзии, — покачала головой Кетти. — Могу лишь сказать, что не припоминаю ни одного стихотворения на унилингве, которое бы меня тронуло. Но у вас в языке — и шёпот прибоя, и треск этого костра, и небо, и ветер, а там… Не знаю, как это выразить словами!.. Автоматизированный завод? Мне уже хочется знать ваш язык не только из отчаяния и любопытства!

Джо широко улыбнулся.

— Нет ничего проще! Достаточно не сидеть безвылазно в гетто на Поющей скале, как делают все приезжие специалисты из Федерации. Гуляй по городу, говори со всеми. Не бойся, люди Ольвии — достаточно открытые и взаимопомощь у нас в чести. И уже в следующий раз будешь говорить слова Года на… Языке Потерянных Людей… Ах, да, вспомнил! Антропердитском языке, как его именует строгая наука Федерации!

— Какой ужас! — Кетти захихикала. — Это из латыни что ли? Ad libita librarii!

— Ты знаешь латынь? — не сдержал удивления Джо. — Медик?

Кетти ответила кивком и таинственным взглядом из-под локона волос. На этот раз она попыталась его сдуть, но порыв ветра с моря тут же вновь выбил прядку из её причёски и опять столкнул ей на лицо.

— Только у вас почти не болеют, — сказала она, задумчиво накручивая непослушный локон на палец. — Казалось бы — вот уж медику радость, а мне скучно без работы! По-моему, надо мною вся больница потешается из-за этого.

Джо заметил, что ей явно неприятна эта тема, и хотел было её сменить, но Кетти опередила его:

— У вас же, наверное, и в медицине своя традиция? Там… Как ты назвал это место?

— Поющая скала.

— Красиво. Даже слишком для этой клоаки… Да, так вот. На Поющей скале никто не помнит простых случаев — только крайне тяжёлые. Обычно объясняют, что «местные там сами лечатся», но никто не пытается выяснить чем и как! Перед ними — бесконечно интересная и необычная планета, но даже это не может расшевелить их воображение, возбудить интерес. Когда я думаю об этом — мне страшно.

— Федерация переживает не лучшие времена, — усмехнулся Джо. — На её просторах это расхожее выражение, как я понял.

Кетти хихикнула:

— Да, правда! А ещё кого не спроси — все знают, что надо делать, но никто и пальцем не шевелит. И на Поющей скале то же самое.

— Это плохо для многих планет Федерации, — кивнул Джо. — Но для нас, парадоксальным образом обернулось благословением: никому до нас дела нет. Сенатом дана полная автономия. За двадцать лет космопорт и больницу они нам построили, подключили университет к общей инфосети и на том успокоились. Мол всё, что гарантирует Федерация каждому миру у вас теперь есть, а в остальном — и так неплохо живёте. Не хуже прочих и получше некоторых. Мы же потихоньку адаптируем новые знания, ведём и свои исследования, продолжая собственные научные традиции. Конечно, такой какой она была до восстановления контакта с метрополией, наша планета уже не будет. Но лично я очень хочу, чтобы она никогда не стала ещё одной скучной безликой планетой где-то на периферии Федерации. Это и есть цель — и для меня и для многих других, считающих Ольвию своим домом.

Джо улыбнулся:

— Спасибо, что напомнила мне об этом.

— Напомнила? — изумилась Кетти, покраснев.

— Да, — кивнул Джо. — Пока ты не появилась у моего костра, я как раз думал о цели в жизни. Добился, чего хотел, а что дальше? Теперь знаю.

С этими словами он встал и, глядя в пламя, произнёс традиционную формулу ночи Сияния Огней:

— Слушай меня, Ольвия! Меня зовут Джо, и в этот год я познал сколь двулична может быть удача, сколь тяжелы лавры победы. Я забыл о том, ради чего века и тысячелетия жили и работали мои предки — и я сам! Что ж, сегодня «отрезвился я сполна», и понял что мне в радость жить и работать на благо родной планеты!..  И никогда больше я не смогу относиться к людям Федерации с пренебрежением — раз есть среди них есть и такие люди, как присутствующая здесь Кетти!

Глаза Кетти заблестели, она тряхнула чёлкой и, резко встав, по примеру Джо протянула руки к нему — и к пламени. Звенящим от волнения голосом она продекламировала:

— Слушай и меня, Ольвия! Меня зовут Кетти Лей, и здесь я точно новорождённый слепой котёнок… Но в этот год я узнала о твоём существовании, о твоём небе и ветре, о славном городе Ароксе и людях, которые его населяют! Благодаря одному из них, я поняла, что нет ничего безнадёжного и жизнь моя продолжается!.. Нет больше камня у меня на душе, и сбросив его в эту ночь, я родилась заново! Когда же я выучусь видеть, ходить и говорить, скажи мне, что я здесь — своя!

Их руки соединились над пламенем. И в тот же миг, как будто только это и служило сигналом, над морем показался краешек встающей луны. Полночь, Новый год вступил в свои права! Но люди Ольвии давно не боялись того, что он мог им готовить. «Мы будем жить своим умом», — сказал полторы тысячи лет назад один из них. Ему поверили, и верят до сих пор!